С незапамятных времен живет на свете Питер Пэн, но дня рождения у него
не было ни разу. Дело в том,что он покинул мир людей, когда ему стукнуло
всего семь дней. Он сбежал через окно третьего этажа и улетел обратно в
Кенсингтонский Сад.
Если ты считаешь Питера просто несносным ребенком,сбежавшим из дома
ради шалости, значит, ты напрочь забыл дни своего младенчества. Дэвид,
например, поначалу тоже был абсолютно уверен, что ему и в голову не
приходило сбегать из дома, когда он только что родился. Но стоило ему
покрепче сжать виски ладошками, как он явственно вспомнил свое самое первое
детское желание - вернуться на верхушку дерева. А затем припомнил, как, лежа
в колыбели, вынашивал план бегства, ожидая лишь того момента, когда мамочка
наконец закроет за собой дверь. Более того, он припомнил, как мамочка
поймала его однажды в тот момент, когда он почти улетал через каминную
трубу. Каждый ребенок может вспомнить что-нибудь подобное, стоит только
покрепче сжать голову руками. Ведь все младенцы без исключения знают, что
они были птицами, прежде чем превратились в людей. Не веришь? Приглядись к
первому встречному грудничку - это же абсолютно дикое существо, неистово
ревущее днем и ночью от зуда в плечах - там, где у него раньше были крылья.
Итак, Питер Пэн вылез через окно. Он стоял на подоконнике и смотрел на
деревья вдалеке. И как только он сообразил, что видит кромку Кенсингтонского
Сада, то сразу же забыл, во что он теперь превратился - в какое беспомощное
человеческое существо в ночной рубашонке. Это просто вылетело у него из
головы. И он, беспечно оттолкнувшись от подоконника, полетел к
Кенсингтонско- му Саду, огибая дома, кроны вязов и шпили.
Конечно, Питер поступил несколько легкомысленно, взлетев без крыльев,
но место на плечах, где они прежде были, так зудело, что он ни на секунду не
усомнился в своей летучести... Кто знает, может, любой из нас мог бы
взлететь, будь он уверен в этой возможности так, как в ней был уверен в тот
вечер Питер.
Он легко приземлился на клумбу где-то между Детским замком и
Серпантином, повалился на спину и взбрыкнул ногами. Воспитанные мальчики так
себя не ведут, но Питер и думать забыл о том, что он теперь мальчик. Он
всерьез полагал, что по-прежнему остается птицей.
Однако он быстро догадался, что попал в Сад во Время Закрытия, потому
что вокруг было безлюдно, но очень... фейно.
Феи были заняты своими делами и не обращали на Питера никакого
внимания. Одни шли к сумеречной дойке, другие спешили по воду. Вид ведерка с
водой вызвал у Питера такую жажду, что он стремглав полетел к Круглому
Пруду. Он лихо спикировал и засунул клюв в воду. Конечно, Питер заблуждался,
никакой это был не клюв, а самый обыкновенный нос, поэтому туда попало
совсем немного воды, да и та, вопреки ожиданиям, не освежила. Тогда Питер
сообразил, что надо искупаться в луже, и плюх- нулся в ближайшую, подняв
сноп брызг. Любая настоящая птица после купания расправляет крылья и досуха
вытряхивает перышки. К сожалению, Питер не мог припомнить, как же это
делается.
Единственное, что он надумал в результате довольно мрачных размышлений,
- не испытывать больше судьбу, и отправился спать в Детскую Аллею, на
раскидистый бук.
Поначалу ему показалось, что спать сидя на суку - глупо и неудобно, но
он исхитрился и кое-как пристроился в развилке веток...
Проснулся Питер от собственной дрожи и пробурчал: "Не при- помню такой
холодной ночки в Кенсингтонском Саду".
Действительно, раньше Питеру не приходилось так мерзнуть, ночуя на
деревьях. Потому что птицы тепло укутаны своими перышками. Но одно дело быть
птицей, а другое - стать маленьким мальчиком в тонкой ночной сорочке.
Вдобавок ко всему Питер ощущал какое-то странное неудобство, будто голова у
него была набита опилками. Он услышал ужасный звук, заставивший его
вздрогнуть и с испугом оглядеться. Однако он никого не увидел, потому что
этот звук исходил от него самого и был его собственным чихом. Питер очень
разволновался, когда понял, что ему хочется сделать что-то очень важное и
нужное. Но - вот беда! - он не знал, ЧТО ИМЕННО. На самом деле было нужно,
чтобы мама как следует высморкала ему нос. К сожалению, спасительная мысль о
МАМЕ даже не пришла Питеру в голову! Поэтому он решил спросить совета у фей.
Уж они-то всегда знают, что делать.
Как раз неподалеку две из них в обнимку прогуливались по Детской Аллее.
Питер с надеждой бросился к ним. Спору нет, у фей с птицами отношения
непростые, но они всегда готовы вежливо ответить на вопрос, заданный в
корректной форме. Поэтому Питер страшно разозлился, когда парочка пустилась
наутек, едва его приметила.
Представительный эльф развалился на садовой скамейке, почи- тывая
газету,забытую в Саду кем-то из людей.Но... услышав голос Питера, он в
смятении скомкал газету, а сам нырнул в бутон тюльпана.
К своему изумлению, Питер обнаружил, что все феи пренебрегают
знакомством с ним, а некоторые (например, эльф- молочник) пренебрегают до
такой степени, что прячутся в перевернутых молочных флягах. Там и сям
метались стайки фей, выясняющих, чего же именно нужно бояться. Огни были
погашены, ставни закрыты, засовы на дверях задвинуты, а от Дворца Королевы
Меб доносилась барабанная дробь. Это значило, что доблестная Королевская
гвардия приведена в полную боевую готовность.
По Главной Аллее выступил полк улан, вооруженных листьями остролиста.
Питер слышал, как маленький народец перекликается в кустах: "Тревога!
Человек в Саду после Закрытия!", но он и на минуту не мог предположить, что
был тем самым человеком.
Он чувствовал себя все более несчастным и набитым опилками и просто
сгорал от нетерпения узнать, что же он хочет сделать со своим носом. Как,
скажите мне, он мог отстать от фей, если так и не получил ответа на жизненно
важный вопрос? Робкие создания чурались его, и даже доблестные уланы Ее
Величества, когда Питер наконец настиг их у Горки, поспешно свернули в
боковую аллею, притворившись, что именно там напали на след неприятеля.
Разочаровавшись в феях,Питер решил посоветоваться с птицами, но вдруг
припомнил, что во время его ночевки на буке целые стаи снимались с веток и
уносились прочь. Тогда он не придал этому значения, но теперь ужасная
догадка осенила его: все живое его сторонится!
Бедный Питер Пэн! Он сел и залился горючими слезами. Но и теперь он
ничуть не сомневался в том, что он птица. К счастью, не сомневался, ибо
стоит усомниться в способности летать, как она пропадает НАВСЕГДА! Птицы
могут летать лишь потому,что они, в отличие от людей, абсолютно уверены в
своей летучести. А иметь веру в себя - это практически то же, что иметь
крылья... Добраться до острова посреди Серпантина можно только на крыльях.
Лодкам людей запрещено причаливать у его берегов, вокруг острова из воды
торчат коряги, и на каждой день и ночь сидит по птице-дозорному. Конечно же,
именно на остров, к старому ворону Соломону, полетел Питер Пэн по своему
странному делу. Была глубокая ночь, все птицы, включая дозорных,
давным-давно спали. Не спал один старый Соломон. Он внимательно выслушал
историю злоключений Питера, а потом выложил ему ужасную правду. Соломон
признался, что Питер... увы, не птица.
- Посмотри на свою пижаму, если ты мне не веришь, - хмуро заметил
Соломон.
Питер подозрительно оглядел свою рубаху, а потом взглянул на спящих
птиц. Ни одна из них не была одета подобным образом.
- Сколько когтей на твоих лапах? - с легким злорадством поинтересовался
Соломон.
И Питер обнаружил, к своему ужасу, что вместо пары прекрасных лап с
крепкими удобными коготками у него какие-то жалкие ручонки с возмутительно
розовыми пальчиками.
- Распуши-ка свои перья, - язвительно посоветовал Соломон.
Питер попытался это сделать, но - увы - для того, чтобы распушиться,
ему не хватало перьев. Тогда он, всхлипнув, поднялся и, впервые с тех пор,
как стоял на подоконнике, вспомнил одну милую леди, которая была к нему так
добра.
- Я полагаю, что слишком наскучил вам, сэр, и мне следует вернуться к
матери? - неуверенно пробормотал Питер.
- До свидания, - безжалостно буркнул Соломон и бросил на Питера
странный взгляд. Но Питер медлил.
- Что же ты не уходишь? - вежливо поинтересовался старик.
- Я полагаю, - начал Питер хрипло, - я полагаю, сэр, что еще могу
немного летать?
Вы уже поняли? Он потерял веру!
- Бедный, маленький Серединка-Наполовинку! - воскликнул Соломон,
который на самом деле совсем не был жестокосердным, - вот теперь ты НИКОГДА
не сможешь взлететь, даже в ветреный день. Теперь тебе всегда придется жить
на острове!
- Что же, я никогда не попаду даже в Кенсингтонский Сад? - огорченно
спросил Питер.
- А как ты до него доберешься? - съязвил Соломон.
Однако он утешил Питера, сказав, что научит его всему, что умеют птицы.
Если, конечно, такой увалень сможет чему-то научиться.
- Так, значит, я никогда не смогу быть до конца человеком? - уточнил
Питер.
- Никогда.
- И птицей тоже?
- И птицей никогда.
- Кем же я тогда буду?
- Ты будешь Ни тем Ни сем, - ответствовал Соломон. Бесспорно, он не зря
слыл мудрецом и философом. Все вышло именно так, как он предвещал.
Питер остался на острове. Его странный вид и привычки развлекали птиц.
Непоседливые мамаши заставляли своих детей вылупляться на день раньше весьма
оригинальным способом: они нашептывали сквозь скорлупу, что только сегодня
есть уникальная возможность увидеть, как Питер моется (или пьет, или ест).
Тысячи птиц окружали его, когда он это делал, (так мы глазеем на павлинов в
саду). Они вскрикивали от удовольствия, когда Питер поднимал брошенную ему
корочку руками, а не клювом, как это делают все нормальные существа. Еду
Питеру добывали птицы. Они приносили ее из Сада. И, поскольку Питер не ел
червяков и жуков (что, с точки зрения пернатых, было необъяснимой
глупостью), птицам приходилось искать хлебные корочки.
За время жизни на острове Питер очень изменился. Нет, к сожалению,
крылья, клюв и хвост у него так и не отросли, но зато теперь на нем уже не
было пижамы. Дело в том, что птицы постоянно выпрашивали у Питера тряпочки
для своих гнезд, а Питер не мог им отказать. Тем не менее, кое-какие остатки
пижамы он припрятал по совету Соломона. Вот и пришлось Питеру щеголять в чем
мама родила. Но не подумайте, пожалуйста, что от этого у него испортилось
здоровье или настроение. Питер был неизменно весел и счастлив. И все потому,
что Соломон открыл ему главные птичьи правила:
ВСЕГДА РАДОВАТЬ ГЛАЗ,
БЫТЬ ОТЗЫВЧИВЫМ,
НИКОГДА НЕ СИДЕТЬ СЛОЖА РУКИ,
А КОГДА ДЕЛАЕШЬ ДЕЛО, БЫТЬ УВЕРЕННЫМ,
ЧТО ОНО ПОЛЕЗНОЕ И ВАЖНОЕ.
Очень скоро Питер научился вить гнезда и делал это намного лучше, чем
лесные голуби, и почти так же хорошо,как дрозды, хотя ему было далеко до
зябликов. Питер быстро постиг птичьи премудрости: он мог запросто отличить
западный ветер от восточного, видел, как растет трава, слышал, как жучки
роют под корой деревьев свои коридоры. Но лучшее, чему Питер научился у
Соломона, было ДОБРОСЕРДЕЧИЕ.
У всех птиц удивительно добрые сердца, несмотря на то, что люди
временами разоряют их гнезда, забирают яйца, а самих птиц ловят и заточают в
клетки.
С таким-то сердцем Питеру хотелось петь весь день напролет, как это
делают птицы. Но он все же отчасти был человеком. И это сказывалось на
качестве пения. Так что пришлось Питеру сделать себе дудочку из тростника.
По вечерам он сидел на берегу и учил свою дудочку подражать шелесту ветра и
журчанию воды.
Иногда грустные мысли залетали в голову к Питеру, и тогда его музыка
тоже становилась печальной.Грустил же Питер из-за того, что никогда-никогда
не попасть ему в Сад, хоть он и виден под аркой моста. И никогда-никогда не
стать Питеру человеком.
Как бы он хотел поиграть с настоящими мальчиками! Да и более
подходящего, чем Кенсингтонский Сад, места для этого не найти...
Наверное, вам странно, что Питер не додумался добраться до Сада вплавь.
Он додумался. Только доплыть не мог, потому что не умел плавать. Никто на
острове не мог научить его плавать, кроме уток, но они ужасные тупицы. Все,
на что они способны, - это без конца повторять: "Ты просто садишься на воду
и болтаешь лапами". Питер не раз пытался сделать, как они советовали, но,
прежде чем начинал болтать ногами и руками, уже оказывался сидящим на дне.
Больше всего на свете ему хотелось узнать, как же умудриться усидеть на
волне и при этом не пойти на дно. Утки уверяли, что совершенно невозможно
объяснить такие элементар- ные вещи.
Как-то раз непонятный белый предмет,похожий на распластанную газету,
упал недалеко от острова и закружился на воде, как подраненная птица. Питер
так напугался, что убежал и спрятался. Но птицы объяснили ему, что это
обыкновенный воздушный змей, который вырвал веревочку из рук своего
хозяина,настоя- щего мальчика, и теперь по праву может принадлежать Питеру.
Питер до того привязался к змею,что даже спал не выпуская из рук
веревочку. Я думаю, что он так полюбил новую игрушку, потому что раньше она
принадлежала настоящему мальчику. Птицы считали любовь Питера к бумажке с
хвостом глупой и сумасбродной. Но они помнили, как он ухаживал за птенцами
во время эпидемии кори, поэтому согласились показать, как запускают змея.
Шесть птиц взяли веревочку в клювы и взлетели. К неописуемому восторгу
Питера, змей взмыл вслед за ними, а потом и выше них. Питер упрашивал их
проделывать трюк со змеем вновь и вновь, а птицы с присущим им
добросердечием не могли ему отказать, хотя вместо благодарности каждый раз
слышали: "Еще! Еще!"
В конце концов в его смелую, хоть и сумасбродную голову пришла
блестящая идея: он упросил птиц еще разочек запустить змея, но уже вместе с
ним, Питером, на хвосте. И вот сотня птиц потянула веревочку, а Питер
ухватился за хвост, чтобы, пролетая над Садом, выпустить его из рук. Но -
увы! - змей не выдержал и разорвался в воздухе на мелкие кусочки. И Питер
наверняка утонул бы в Серпантине, не окажись поблизости пары лебедей, за
хвосты которых он сообразил ухватиться. И тем ничего не оставалось делать,
кроме как, негодующе шипя, отбуксировать его к острову. После этого случая
птицы наотрез отказались ввязываться в безумные затеи Питера. Но, даже
несмотря на это, Питер достиг в конце концов заветных берегов
Кенсингтонского Сада. А помогла ему лодочка Шелли. Впрочем, об этом я
расскажу в следующий раз.
Опрос
Древние цивилизации 
Поздравляем с днём рождения: