Материал № 24
Переселение Черноморского казачьего войска на Кубань (часть IX)
Автор: Фролов Б.Е.
Переселение Черноморского казачьего войска на Кубань
Печатается по решению Ученого Совета Краснодарского государственного историко-археологического музея-заповедника (КГИАМЗ).
Представляемая работа посвящена малоизученной странице истории освоения Кубани – переселению черноморского казачества на Северо-Западный Кавказ. Адресуется историкам, преподавателям истории и кубановедения, всем любителям родного края.
Основание первых куренных селений
Войсковое правительство понимало опасность бесконтрольного расселения казаков. Еще в октябре 1793 г. оно не имело ясного представления ни о числе переселенцев, ни обо всех местах их жительства. 28 октября атаман З. А. Чепега в ордере полковому есаулу Миргородскому писал: «Как уже не малое количество на всемилостивейше пожалованную войску Черноморскому землю с разных Екатеринославского наместничества и других мест сего войска старшин и казаков с их семействами переселилось и поселились на оной в разных местах селениями и хуторами. О числе же оных я и войсковое правительство настоящего сведения не имеет…» [1].
Миргородскому поручалось сделать «вернейшую» перепись населения. Итоги переписи крайне интересны [2]. Помимо Екатеринодара, города Тамани и указанных в предыдущем разделе селений, казаки проживали на самых различных речках и косах, «в городе Чебаклее», при Албашском, Сладком, Черном, Горьком и прочих лиманах, «в Фонтале», на рыбных заводах, кордонах, «футорах», есть и такая формулировка – «проживающие в разных местах».
Еще до окончания переписи (т.е. до 21 марта 1794 г.) правительство принимает решение поселить казаков куренными селениями. Впервые это решение юридически зафиксировано в «Порядке общей пользы», принятом 1 января 1794 г. В пункте 3-м «Порядка» значилось: «По войсковой дисциплине, ради собрания Войска, устроения довлеемого порядка и прибежища бездомовных казаков во граде Екатеринодаре выстроить сорок куреней под названием Екатерининский, Кислякивский, Ивонивский, Конеловский, Сергиевский, Донской, Крылевский, Каневский, Батуринский, Поповичивский, Васюринский, Незамаивский, Ирклеевский, Щербинивский, Титаривский, Шкуренский, Коренеевский, Рогивский, Корсунский, Кальниболотский, Уманский, Деревянкивский, Нижестеблиевский, Вышестеблиевский, Джереливский, Переясливский, Полтавский, Мишастовский, Менский, Тимошивский, Величковский, Леушкивский, Пластунивский, Дядькивский, Брюховецкий, Ведмедивский, Платнировский, Пашкивский, Кущивский и Березанский по плану, да и войско при границы поселить куренными селениями в тех местах, где какому куреню по жребию принадлежать будет» [3].
15 февраля 1794 г. на собрании старшин и куренных атаманов было решено расселить сорок куренных селений (одноименных с куренями) следующим порядком: «… начиная от Ейского городка вверх по реке Еи … по Кугу Ейки, от устья ее за пятьдесят верст, десять, а оттоль прямою межою до Устьлабинской крепости двенадцать, да по Кубани до Черного моря восемнадцать…» [4]. На этом же собрании состоялась и жеребьевка мест поселения.
16 - 8 февраля З. А. Чепега рассылает атаманам селений циркуляры, в которых сообщает о принятых решениях и требует «строения и хлебопашества» заводить уже на новых местах. От жителей селений он требует «охотников» для осмотра вместе с ним «показанных мест на первой седмице следующего великого поста в понедельник» [5].
От громады селения Тимофеевки выбрали три человека, в слободе Константиновке «охотников сделалось» четыре человека, от Стояновки нарядили двух жителей… Жители же селения Андреевки попросили оставить их на прежнем месте хотя бы на два года [6].
По словам Н. В. Бельцева, 24 февраля отряд Чепеги вышел вверх по Кубани и, начав с Динского и Пашковского куреней, дошел до устья Лабы, повернув на север, «посадил» еще 12 куреней до северной границы и, начиная с Калниболотского, установил курени по р. Ее [7]. Нам непонятно, в чем практически заключалась «посадка» куренного селения: ставился какой-то знак, оставлялись люди или место просто отмечалось на карте. Имеются большие сомнения в справедливости, приведенной версии. В лучшем случае речь может идти о выборе мест, а не основании селений. К слову сказать, если бы Чепега шел «прямою межою» от устья Лабы на север, то восточная группа ейских куреней осталась бы вне маршрута его движения. В. А. Соловьев полагает, что в 1794 г. было основано только 24 селения, а 16 заняли свои места только к осени 1795 г. [8].
В том, что куренные селения в феврале-марте 1794 г. основаны еще не были, нас убеждает заседание войскового правительства, состоявшееся 20 марта 1794 г. На нем атаман З. А. Чепега доложил о том, что его одолевают вопросами о местах куренных селений. Он предложил правительству «учинить о сем свое рассмотрение и где таковые места под поселения куренных селений назначены, будут его уведомить». Резолюция правительства гласила: «всем сорока куреням под селения места назначить по границе, начав от устья р. Еи вверх до р. Терновки, а оттоль поворотившись чрез р. Сасик Ейку, Челбасы, Бейсужок, Бейсуг большой и меньшой, Кирпили до Воронежского редута, а оттоль по р. Кубани до Черного моря в удобнейших местах, и в которые именно под оные места назначены, будут сделать ведомость и отправить для оповещения всего войска частным и окружным командирам при указах, да и атаману кошовому для сведения таковую приложить» [9].
Кратко прокомментируем эту резолюцию правительства. Речь идет уже о «назначении» мест. Что скрывается за этим словом – волевое решение правительства или юридическая фиксация результатов жеребьевки? В резолюции «исчезли» 50 верст по Кугу-Ейке и вместе с ними «прямая межа до Усть-Лабинской крепости». Куренные селения по р. Ее протянуты далеко на северо-восток, вплоть до р. Терновки. Появились новые гидронимы: реки Сосыка, Челбасы, Бейсуг, Бейсужок, Кирпили. Именно на них и в верховьях Еи позже возникнут «восточная» и «центральная» группы куренных селений.
Итак, в конце марта 1794 г. правительство еще только назначает места под куренные селения. Так в чем же тогда смысл жеребьевки 15 февраля? Может быть, ее вообще и не было? Нет, она, безусловно, состоялась. Кроме приказа З. А. Чепеги, еще несколько документов «снизу» сообщают о «братих атаманами ярлыках». Не совсем понятен только статус атаманов – куренные или сельские. П. П. Короленко считал, что атаман Чепега предложил вынуть жребий сельским атаманам [10]. По нашему мнению, жребий тянули куренные атаманы: ведь Чепега пишет о собрании старшин и куренных атаманов, да и о состоявшейся жеребьевке он извещает именно сельских атаманов. А смысл жеребьевки нам видится в розыгрыше не конкретного места с точной топографической привязкой, а чего-то более неопределенного. Возможно, это был округ, пограничная линия, или (что более вероятно) расплывчатая локализация в устье/верховье какой-то реки.
Наше предположение подкрепляет и то обстоятельство, что даже после составления правительством мартовской ведомости часть куренных селений в процессе расселения путалась с определением своего точного места жительства. Так, в октябре 1794 г. казаки Калниболотского куреня начали селиться в урочище Усть-Терновка, но оно уже оказалось занятым Незамаевским куренем [11]. Атаман М. Греков просит правительство «осчастливить его повелением и показать в резолюции к поселению настоящее место». Вот приказ правительства: «Ейскому и Григорьевскому окружным правлениям послать указы и велеть Ейскому: от Ейского правления до усть Куги Ейки Щербиновское, Деревянковское, Менское, Конеливское, Шкуринское и Кущевское, а Григорьевскому правлению от усть Куги Ейки не доходя старой заставы, где редут верст за десять – Кисляковское, Екатеринское, Незамаевское и Калниболотское селения разместить без утеснения и поселить те селения порядочно, по приложенному при указе плану» [12].
Из текста указа следует, что на 23 октября 1794 г. селения еще не поселены, да и само их размещение передается в руки окружных правлений. К слову сказать, правления и потом долго путались, какие селения находятся в их ведении. Ейское окружное правление, исходя из установленных правительством границ, считало своими Кисляковское, Екатерининское, Уманское и Переясловское селения, и только после указа правительства от 11 ноября 1794 г. передало их Григорьевскому правлению [13].
Показательна история поселения Переясловского и Уманского куреней. В рапорте Григорьевского окружного правления от 26 февраля 1795 г. говорится: «… по учиненном сим правительством прошлого 1794 г. марта 20, о назначении под куренные селения мест ведомости сказано – Переясловское и Уманское селения поселить от устья Сасык Еи вверх за 70 верст…» [14]. Вот мы и получили представление о знаменитой мартовской ведомости войскового правительства: речь идет не о конкретном месте, а об относительной привязке; вполне очевидно, что соседним селениям место назначалось вверх, скажем, за 30 верст и т.п.
На самом деле Уманское селение расположилось при «впадении в Сасык малой речки здоровой воды», а Переясловское – за 20 верст от него. Вода в этом месте оказалась «неспособной» и в феврале 1795 г. Переясловское куренное селение правительство поселило напротив Уманского. Если верить ведомости 1795 г., то Уманское селение находилось всего в 15 верстах от границы.
В приведенных нами примерах фигурируют куренные селения только «северной» и «северо-восточной» линий, т.е. 10 селений «Ейской» группы. Это не случайно, никаких данных о селениях на восточной и южной границах и в центральной части войсковой земли обнаружить не удалось. Само по себе это еще ни о чем не говорит. Но по основанию «восточных» куренных селений в 1794 г. существуют большие сомнения. Дело в том, что граница между землями войска Черноморского и Кавказским наместничеством определялась очень длительное время. Понятно, что заводить селения, не зная, где будет проходить граница, просто нелепо. 15 февраля 1794 г. З. А. Чепега и А. А. Головатый в письме к областному Таврическому землемеру П. В. Калчигину, сообщив о намерении «поселить, под названием сорока куреней, сорок куренных селений», приписали следующее: «… и хотя от Кавказского наместничества земля еще и не разграничена, однако в надежде вашего добродушия и хорошего к войску расположения … и в рассуждение сближающейся сего лета весны, не упуская удобного времени, начали в тех местах заводить строения и хлебопашества» [15]. Говоря о начале «заведения строений», руководители войска, несомненно, лукавили; как мы знаем, в этот день только состоялась жеребьевка.
13 марта последовал ответ Калчигина: «… обстоятельства того требуют, дабы я нельстивым сердцем объяснил, чего от меня спрашивается. Итак, да благословит Всевышний намерение ваше к заселению реки Еи и реки Кубани, даже до Черного моря. Касательно же до реки Куги, то оное можно представить времени, разве занять только хуторами для одних видов, чтобы на случай не жалко было хотя бы и снесть…» [16].
Черноморцы последовали совету опытного землемера. 22 октября 1794 г., в связи с определением границы, полковникам Белому и Кулику было приказано объехать пограничную линию и всех, поселившихся на землях Кавказского наместничества казаков, выдворить в пределы Черномории. 24 октября состоялось заседание войскового правительства, посвященное этому вопросу. Приказали: «… сего войска казаков, распространившихся построением хуторов и другими заведениями далее вышеозначенных границею мест согнать в принадлежащие под куренные селения места» [17]. При этом оказалось, что указанные полковники (командиры Екатеринодарского и Григорьевского округов) ничего не знают о «таковых местах». Нужные сведения они получили от правительства. Таким образом, в конце октября 1794 г. никаких куренных селений на восточной границе еще нет и руководители соответствующих окружных правлений даже не ведают о местах их размещения. Очень маловероятно, чтобы за оставшиеся два зимних месяца 1794 г. удалось эти селения основать. В рапорте полковника Кузьмы Белого от 24 ноября 1794 г. сообщается, что он объехал вместе с Куликом границу и нашел только 30 семей из разных куреней, живших хуторами, и «сии на показанное им куреням селения с их семействами согнаты» [18]. Если даже эти семьи и перешли на отведенные под селения места, то можно ли «сгон» 30 семей взять за дату основания нескольких куренных селений? Во всяком случае, в отношении ряда из них допустим отрицательный ответ.
В журнале заседаний войскового правительства за 30 января 1795 г. имеется такая фраза: «… остановился при р. Челбасах где Леушковского куреня селению место показано» [19]. Если бы селение уже существовало, то автор документа написал бы иначе, что-то вроде: «где селение поселено / находится / посажено / разбито…». Январем 1795 г. датировано прошение казака Брюховецкого куреня Т. Янголенко, где говорится: «ныне курень переселяется в назначенное для него место в урочище Малом Бейсужке» [20]. Это курень «центральной» группы, в ведомости конца 1795 г. он показан «на вершине речки Малбаши».
В то же время мы должны сообщить и о документе войскового правительства за 2 октября 1794 г., где говорится о проведении границы от Изрядного источника до речки Кирпилей «повыше селения куреня Сергиевского и Платнировского в четырех верстах». С одной стороны, это свидетельство существования указанных селений, с другой – правительство может оперировать просто местом, назначенным под селения, но еще не заселенным. Дело в том, что селения эти были поселены не в четырех, а в восьми верстах от границы, согласно данным того же правительства, представленных в 1795 г. землемеру Калчигину.
Что касается южных куренных селений, расположенных по р. Кубани, то, надо полагать, все они были основаны в 1794 г., так как уже в начале 1795 г. часть из них перевели на новые места (хотя прямых документальных подтверждений мы разыскать не смогли).
Коротко подведем некоторые итоги 1794 года. За отсутствием документальных свидетельств невозможно точно указать время фактического основания куренных селений. В кубанской историографии сложилась традиция считать этим временем весну-лето 1794 г. С точки зрения здравого смысла это предположение оправдано. Но выше приводились документы, свидетельствующие в пользу устройства северных куреней осенью 1794 г. На 6 июля 1794 г. в войсковом правительстве отсутствовали какие-либо сведения о существовании куренных селений. В ответ на запрос Феодосийской духовной консистории о селениях войска Черноморского, оно не смогло ничего представить «по неосновательному их еще заведению». Правительство очень нуждалось в разрешении на постройку церквей и, если бы хоть какие-то селения уже существовали, то оно непременно бы их показало. В августе 1794 г. правительство рассматривало вопрос о полном отсутствии людей в Екатерининском и Березанском куренях. Так кто же мог тогда основать одноименные куренные селения? 23 августа того же года в правительстве идет речь о пустых хатах в слободе Захарьевке, а вовсе не о Пашковском куренном селении. И таких примеров немало.
Само основание селений не выглядело как крупномасштабный торжественный акт, к месту поселения не шествовали огромные колонны во главе с куренными атаманами. Казаки, рассеянные буквально по всей Черномории, «сильнейше понуждались» к переселению войсковыми чиновниками и, крайне неохотно (об этом ниже), следовали в назначенные места разновременно небольшими партиями, отдельными семьями и в одиночку. По данным Ейского окружного правления (опять-таки, имеются сведения только этого правления) на 25 декабря 1794 г. в селении Канеливском было 32 мужчины и 22 женщины, в Шкуринском соответственно 58 и 52, больше всего в Щербиновском – 164 и 115, а всего в 6 селениях округа числилось 474 мужчины и 349 женщины [21].
Говорить об «основании куренного селения» уместно лишь в том случае, если оно водворялось на пустынном месте. В этом случае казаки производили разметку плугом. Но ведь ряд куреней получили для жительства уже существующие слободы (селения). Люди просто переселялись в селение, основанное год-два назад, при этом оно меняло свое название. Часть казаков, проживавших ранее в этом селении, чтобы не переселяться, писала прошение о переводе (приписке) их в новый курень, что всегда и удовлетворялось. К примеру, в 1795 г. казак Деревянковского куреня Тит Багрий попросил перечислить его в Пашковский курень, так как последний поселили в селении Захарьевка, где он давно уже проживал с женой и детьми [22]. И еще несколько лет в документах встречается то Пашковка, то Захаровка.
Таким образом, 1794 г. – это год юридического основания куренных селений. О фактическом основании, на наш взгляд, следует говорить строго «персонально» и осторожно, так как источники скудны, порой противоречивы, а ряд документов – просто фальсификация, где желаемое выдается за действительное. Кстати, как быть с Каневским и Титаровским селениями, существовавшими еще до 1794 г.? В этом году они просто обосновались на новом месте.
Столь же сложно, как и время, установить первоначальное место расположения некоторых куренных селений. Дело в том, что они уже в начале 1795 г. перебрались на новые места, а все существующие ведомости датированы этим годом и показывают именно новые, а не первоначальные места. И еще один неизвестный аспект расселения: отдельные курени имели не одно куренное селение. Аксиомой считается утверждение об основании Щербиновского селения на р. Ее. Но еще в августе 1795 г. существовало селение Щербиновского куреня «на речке Бейсуге с левой стороны подле Лебяжьих лиманов» [23]. В прошении общества Титаровского куреня в войсковое правительство сообщается, что «поселились они куренным селением при Адденизском лимане в 1792 г.» [24]. В 1794 г. им выделили для жительства бывшее Некрасовское селение. Но они так и продолжали жить в двух местах, пока в 1801 г. правительство не перевело оставшихся в малом количестве «некрасовцев» к «жительствующим близ аддениза у дубового рынка того ж куреня старшинам и казакам» [25].
В начале 1795 г. ряд куренных селений переводится войсковым правительством на новые места. Выше мы писали о Переясловском. 10 марта принято решение о переселении от р. Кубани 5 селений в «удобнейшие места: Поповичевский – против бекетной могилы на Копанях, Мышастовский – при лимане, где временно находятся Щербиновского куреня казаки, Ивонивский – у лиманах не отдаль от Черного леса, Нижестеблиевский - у ерика на [неразборчиво], Полтавский – у Андреевки по протоцкой дороге» [26].
Осенью 1795 г. для готовящейся в Сенат карты была подготовлена опись о местах расположения куренных селений [27]. Самое поразительное в этой описи то, что землемер В. П. Калчигин – человек, занимавшийся разграничением земель Черномории и знавший ее как никто лучше – не смог «отгадать» места поселения многих куреней и это несмотря на то, что против многих из них стояли пометки «в прежних местах», в «известных (Калчигину) местах». Если уже в 1795 г. «сумнения» одолели блестящего знатока тех мест, то вывод о перспективах современных исследований по этому вопросу сделать легко.
На р. Ее и ее притоках расположились 12 селений, 10 – на речках Тихонькой, Челбасах, Албаше (в документах часто Малбаша), Великом и Малом Бейсуге, Кирпилях; остальные на южной линии, из них у р. Кубани осталось только 8: Васюринское, Корсунское, Пластуновское, Динское, Пашковское, Величковское, Тимошевское, Роговское (остальные были удалены от черкесов внутрь войсковых земель). Не пройдет и десяти лет, как останется только три: Васюринское, Корсунское и Пашковское
По справке Войсковой канцелярии, расстояния между селениями левого крыла кордонной линии составляли: от Екатеринодара до Пашковского – 7 верст, от него до Динского – 4, далее до Пластуновского – 7, до Корсунского – 7, до Васюринского – 12, а от последнего до границы Кавказской губернии 7 верст [28].
Другая ведомость (1807 г.) позволяет нам «привязать» селения к кордонам (а их места довольно хорошо известны). Васюринское находилось в двух верстах позади Воронежского кордона, Корсунское в 1,5 верстах от Константиновского, Пластуновское – в 3 верстах от Александрина, Динское и Пашковское в 2 верстах от Павловского, Величковское в 4 верстах от Александровского (это уже на запад от Екатеринодара), Тимошевское при Елисаветином кордоне в 15 верстах от Екатеринодара и Роговское при Елинском кордоне [29].
Приведем данные по народонаселению отдельных куренных слобод на конец 1795-начало 1796 г. [30]. В Калниболотской – 80 домов, 324 мужчины, 186 женщин; в Роговской соответственно – 72, 304, 164; в Кущевской – 95, 407, 210; в Березанской – 82, 365, 261; в Шкуринской – 60, 282, 156; в Васюринской – 152, 758, 397; в Пластуновской – 70, 241, 124; в Брюховецкой – 80, 364, 229; в Корсунской – 80, 361, 250; в Полтавской – 80, 283, 162; в Поповичевской – 65, 195, 130; в Кореновской – 59, 280, 137…
В заключение прокомментируем ряд аспектов, связанных с основанием куренных селений. Появление этих селений не привело к тотальному переселению в них всех черноморских казаков. Продолжали существовать некоторые слободки, значительное число казаков осело хуторами, еще большее их число разбрелось по рыбным заводам или жило при табунах и отарах. В последнем случае речь идет о казачьей сироме – голытьбе, «все свое носившей с собой». В отношении них было принято следующее решение: «Казакам, остающимся без помещения по приморским неводам неимущественным, отданы по общему согласию для рыболовни вентерями, баграми и сандолями изобильные на рыбу гирла… челбаское, бейсугское, курканское, темрюцкое, сладкой черной ерик … в собственную их пользу по жеребу на четыре года» [31].
Следует подчеркнуть и нежелание многих казаков переселяться в куренные селения. 26 сентября 1794 г. в войсковом правительстве слушали сообщение А.А. Головатого о том, что «пришедшие и ныне приходящие на войсковую землю сего войска старшины и казаки не поселяясь на назначенных под куренные селения местах заводят свои хутора по разным рекам и урочищам, чем навлекают куренным атаманам в выставлении на службу казаков и в отыскании праздношатающихся по войсковой земле и не принадлежащих к войску беглых из разных мест великое затруднение» [32]. Жизнь на хуторе была выгодней не только в экономическом отношении, но и в плане уклонения от общественных повинностей и воинской службы.
В сентябре 1796 г. атаман куреня Пашковского жаловался в правительство, что живут они на том месте, «где прежде именовалась Захарьевка», но живут разнокуренно и многие в отдаленности от селения [33]. Неудивительно, что по справке 1798 г. в Пашковском селении имелось всего 55 жилых домов [34]. Войсковое правительство пыталось бороться с «хуторянами», но, как правило, безуспешно. 5 февраля 1797 г. последовал очередной указ о переселении всех (за исключением тех, кому были даны билеты на хутора) старшин и казаков в куренные селения.
Указ казаки проигнорировали. 15 февраля 1801 г. Войсковая канцелярия вновь «строжайше» приказала куренным атаманам и окружным правлениям: «непременно и без всяких отговоров всех жительствующих футорами старшин и казаков к переселению в куренные селения неослабно понуждать…» [35].
Мы уже писали о переходе в самом начале 1795 г. некоторых куренных селений на новые места. Ф.А. Щербина полагал, что в деле размещения селений войсковое правительство потерпело неудачу. «Очень многие курени оказались в топких и неудобных для ведения хозяйства местах. Потребовалось немедленное же перенесение целых куренных поселений в другие места. Началась та бесконечно долгая неурядица передвижений с места на место целыми поселениями, на которую справедливо потом жаловался Котляревский; […] были курени, менявшие по несколько раз места […], большинство куреней […] очутились потом за десятки и даже сотни верст от места своего первоначального поселения» [36]. Дополним: помимо экономических и географических причин существовала и военная – население стремилось уйти вглубь территории подальше от опасной кубанской границы.
Почти трагичную судьбу казаков, вынужденных по несколько раз переселяться, проиллюстрируем на примере Мышастовского куреня. По жребию 1794 г. ему досталось место «при Кубани в урочище – Чернолеска». В 1795 г. «оттоль по некоторому неудобству перегнаны из них (казаков) некоторая часть в Белый лиман» [37]. Но там не оказалось хорошей воды, и у переселенцев пропал почти весь скот. 22 января 1796 г. общество куреня подало прошение о переводе к Конурскому лиману, где уже проживала часть казаков этого куреня. Поскольку куренное селение уже попало на карту, «сочиняемую» Таврическим областным землемером Калчигиным, в просьбе мышастовцам отказали.
В августе 1798 г. в правительстве разбирали очередное прошение жителей селения, в котором они сообщали, что, проживая над р. Кубанью в Черном лесу, «претерпевают от закубанских народов немалые обиды» [38]. Люди просили переселить их к Ивановскому куреню «на Ерку», где также проживала часть казаков-мышастовцев (как мы видим, казаки одного куреня живут в самых разных местах). Правительство передало решение этого вопроса атаману Котляревскому. 28 октября из Петербурга, где находился в это время атаман, последовало разрешение. 14 декабря 1798 г. правительство постановило: «… если жители куреня Мышастовского желают переселиться на то самое место, где прежде было начало того куреня (выше Ивановского селения), то разбив прежним порядком под селения плугами место Мышастовскому селению переселиться позволить» [39].
Если поверить резолюции войскового правительства, то можно окончательно запутаться: о каком таком «начале» Мышастовского куреня близ Ивановского идет вдруг речь? На самом деле это неправильная интерпретация мысли атамана Котляревского, написавшего в разрешении переселяться мышастовцам повыше Ивановского куреня следующее: «где прежде начали … того куреня казаки селиться».
Итак, мы смогли документально реконструировать «исход» Мышастовского куреня за 5 лет (именно селения, а не казаков-мышастовцев, проживавших еще в десятке мест). 1794 г. – урочище Чернолесское при Кубани (здесь находилась «слобода Чернолеска»); 1795 г. – Белый Лиман (в официальной описи 1795 г. о селении сказано «отодвинуто за 5 верст до урочища Саги»). 1798 г. – мы вновь застаем селение в Черном лесу; 1798 г. – «на Ерку повыше Ивонивского куреня» (в описи 1807 г. – в 18 верстах от Новоекатериновского кордона). Ну а в 1810 г. селение перебралось на р. Кочеты.
Пример с Мышастовским куренным селением лишний раз подтверждает неправомочность локализации мест первоначального расселения по данным ведомости 1795 г., на которую постоянно ссылаются исследователи. Тем более, в ней имеются ясные пометки «об отодвинутых» от Кубани селениях и о селениях, находящихся «на прежнем месте». По нашему мнению, дальнейший исследовательский поиск должен идти по линии реконструкции судьбы каждого, отдельно взятого, куренного селения за 1794 г. (а для некоторых и в подтверждение самого факта их существования).
Подведем итоги. Войсковое правительство не имело четкого и ясного плана расселения казаков на пожалованных землях. В документах лета-осени 1793 г. речь идет о заселении пограничных земель вдоль р. Кубань. Впервые идея создания 40 куренных селений юридически оформлена «Порядком общей пользы» 1 января 1794 г. 15 февраля принимается решение об основании 10 селений в бассейне р. Еи и ее притоков – Куго-Еи, Сосыки; 12 селений по восточной границе войсковых земель и 18 по р. Кубани. Проходит жеребьевка мест поселения. 20 марта войсковое правительство «назначает» места под куренные селения и составляет специальную ведомость. Заседание 20 марта с волевым решением правительства (так, по крайней мере, явствует из текста документа) выглядит неким диссонансом по отношению к собранию 15 февраля. Шла на них речь об одних и тех же местах поселения или разных – судить невозможно. Сами места в ведомости 20 марта указаны очень приблизительно.
Имеются прямые документальные свидетельства об основании селений «ейской группы» осенью 1794 г. Основание куренных селений у р. Кубань (по крайней мере, части из них) подтверждается свидетельствами косвенными. Документами об основании «восточных» селений в 1794 г. мы не располагаем.
Примечания
1. Дмитренко И. И. Сборник исторических материалов по истории Кубанского казачьего войска. Т. 3. СПб, 1896. С. 692.
2. ГАКК (Государственный архив Краснодарского края). Ф. 249. Оп. 1. Д. 276 а.
3. ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 2830. Л. 2.
4. Дмитренко И. И. Указ. соч. С. 721.
5. Там же. С. 724.
6. ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 276. Л.л. 2-8.
7. Бельцев Н. В. Сорок первых куреней // Кубанские новости. 1991. 17 сентября.
8. Соловьев В. А. Из журнала Чепиги // Вольная Кубань. 1992. 17 апреля.
9. ГАКК. Ф. 250. Оп. 1. Д. 1. Л. 271об.
10. Короленко П. П. Первоначальное заселение черноморскими казаками Кубанской земли // Известия Общества любителей изучения Кубанской области. Вып. 1. Екатеринодар, 1899. С. 57.
11. ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 276. Л. 13.
12. ГАКК. Ф. 250. Оп. 1. Д. 3. Л. 139.
13. Там же. Л. 317.
14. ГАКК. Ф. 250. Оп. 1. Д. 24. Л. 165.
15. Дмитренко И. И. Указ. соч. С. 722.
16. Там же. Л. 727.
17. ГАКК. Ф. 250. Оп. 1. Д. 3. Л. 187 об.
18. Дмитренко И. И. Указ. соч. С. 791.
19. ГАКК. Ф. 250. Оп. 1. Д. 24. Л. 76.
20. Там же. Л. 53.
21. ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 313. Л. 5.
22. ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 24. Л. 195.
23. ГАКК. Ф. 250. Оп. 1. Д. 31. Л. 118.
24. ГАКК. Ф. 250. Оп. 2. Д. 70. Л. 71.
25. ГАКК. Ф. 250. Оп. 2. Д. 39. Л. 125.
26. ГАКК. Ф. 250. Оп. 1. Д. 24. Л. 232 об.
27. ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 332. Л. 3.
28. ГАКК. Ф. 250. Оп. 2. Д. 96. Л. 237.
29. ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 536. Б/н.
30. ГАКК. Ф. 250. Оп. 1. Д. 28. Л. 2-228.
31. ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 338. Л. 16.
32. ГАКК. Ф. 250. Оп. 1. Д. 3. Л. 86.
33. ГАКК. Ф. 250. Оп. 1. Д. 30. Л. 276.
34. ГАКК. Ф. 250. Оп. 1. Д. 52. Л. 27.
35. ГАКК. Ф. 250. Оп. 2. Д. 38. Л. 119.
36. Щербина Ф. А. История Кубанского казачьего войска. Т. 1. Екатеринодар, 1910. С. 555.
37. ГАКК. Ф. 250. Оп. 1. Д. 30. Л. 194.
38. ГАКК. Ф. 250. Оп. 1. Д. 52. Л. 82.
39. Там же. Л. 274.
Материалы
к публикации подготовили:
Т. И. Сержанова, В. Г. Маркарьян
Опрос
Древние цивилизации 
Поздравляем с днём рождения: